Глава 6. Допрос.

На следующее утро Макс снова позвонил адвокату Чикильдееву, и обрисовал ему всю ситуацию с Никой и её отцом. Тот был не на шутку потрясён и обещал немедленно поставить в известность Ирину, тётю Ники и как можно быстрее вылететь в Город, как только у него изыщется такая возможность. Чикильдеев так же заявил, что немедленно начинает готовить документы об оформлении опекунства на Ирину и надеется на содействие полиции Города. Макс ответил, что за всю полицию он не ручается, а сам непременно поможет, чем сможет. Едва он успел закончить разговор и попрощаться с дядей Мишей, как привык называть отцовского приятеля с детства, как дверь в его кабинет распахнулась и туда буквально ворвалась невысокая хрупкая женщина в полицейской форме.
- Макс! – немедленно начала она – Я тут злодея допрашивать собираюсь – не хочешь присоединиться? Может, что путёвое посоветуешь.
- Галь, я из-за тебя когда-нибудь заикой стану – отозвался Макс, – и какого конкретно злодея ты имеешь в виду? У тебя, по-моему, девятнадцать дел в производстве.
- Уже двадцать. – жизнерадостно отозвалась женщина. – Этого папашу-педофила тоже мне отдали. Мужики боятся не сдержаться и оторвать всё, что отрывается, а я девушка спокойная, закипаю долго.
- Так ты Лебедева допрашивать собираешься?
- Его, поганца. Что, в курсе уже? Слухом земля полнится?
- Да нет, просто моего друга сын в той же гимназии учится.
- А-а. Надеюсь, это не его Лебедев побил?
- Да нет, друга его. Я просто вчера в больнице был, вот и узнал про девочку.
- Понятно. Так ты пойдешь со мной или нет?
- Давай так, Галь – ты допрос начинай, а я со стороны понаблюдаю. Посмотрю, что за тип, договорились?
- Анализировать его хочешь?
- Что-то вроде того.
- Ладно, давай через пять минут в зазеркалье.
Зазеркальем называлась маленькая комнатка, примыкавшая к комнате для допросов. Как водится, одна из стенок допросной представляла собой огромное зеркало, которое с другой стороны было большим прозрачным стеклом.
Макс расположился в зазеркалье и стал наблюдать за приведённым в допросную подозреваемым. Мужик заметно нервничал, он не знал, куда пристроить руки постоянно озирался, словно прислушивался к невидимым голосам. Наконец, в комнату для допросов вошла следователь. Увидев невысокую, хрупкую Галину мужик взъярился и попёр буром.
- Почему я арестован? Это произвол! Я буду жаловаться!
- Вы, гражданин Лебедев не арестованы, а задержаны. На трое суток. Пока. Надеюсь, что будет постановление о вашем содержании под стражей до суда.
- Вы что, охренели совсем? Ну да, ударил пацана, признаю. Так ведь он же к моей дочери приставал, прямо внаглую. И вообще, что это такое, прислали практикантку какую-то…Что нормальных мужиков уже не осталось в вашем гадюшнике – кроме бабы меня и допросить некому?
«Ох, зря он нарывается» - мысленно отметил про себя Макс.
Нарывался Лебедев и вправду зря. Следователь Галина Шаманова, которую за глаза называли Шаманкой ( в глаза – дурных не было), такого обращения не терпела. Причём в следователи Шаманка перевелась не так давно, а до этого была на оперативной работе. При всей своей хрупкости и женственности она была КМС* по боевому самбо, стреляла как ковбой, а бегала при необходимости как ковбойская лошадь. В следственный отдел она перевелась по слёзной просьбе мужа, который клялся, что не переживёт, если любимую жену пристукнут при исполнении служебных обязанностей какие-нибудь отморозки. Мужа Шаманка любила, поэтому пошла ему навстречу. Правда дома женщина бывать чаще не стала, поскольку следователи всегда загружены делами по самое не-балуйся, а плохо работать Галина просто не умела.
Так вот, Галина внимательно выслушала всё, что соизволил сказать Лебедев, и заговорила тем самым голосом, от которого, по выражению старшины Виктюка аж яйца поджимались:
-Значит, говорите, мальчик к вашей дочери приставал? Прямо внаглую? И вы решили вступиться за честь дочери?
- Именно так. – не просёк Лебедев.
- А беременна она тоже от него? Или у вас есть другие версии?
-Что? Как беременна?
- Уже нет. От сильного стресса у вашей дочери произошёл выкидыш. Сейчас она в больнице. А это экспресс-анализ ДНК плода. И скажу я вам, гражданин Лебедев, что этой бумажки хватит, чтоб вас на Луне повесить. За яйца. Судя по этому анализу – отец ребёнка – близкий родственник матери. То есть вы. Ибо других близких родственников мужского пола у Вероники просто нет в природе. А теперь без протокола – слушай ты, упырь – я всё сделаю, чтобы тебя законопатить поглубже и надолго. Ты свою четырнадцатилетнюю дочь трахал, сволочь! Дочь!!!
Так что посиди, Лебедев, подумай – и пиши чистосердечное. Может судья попадётся добрый – зачтётся тебе сотрудничество со следствием.
И Шаманка вылетела из допросной, хлопнув дверью.
Подойдя к Максу, она сказала:
- Ну что, давай теперь ты – весь из себя интеллигентный и понимающий. По-моему, он сейчас выговориться захочет.
Макс кивнул.
Когда он вошёл в допросную, то Лебедев выглядел уже далеко не так агрессивно, как в начале.
Макс уселся напротив и мягко произнёс:
- У Галины Михайловны возникло неотложное дело. Теперь вас выслушаю я. Хотите поговорить?
- Слушай, парень, ну пойми хоть ты меня – я свою дочь в строгости держал, потому что шалава она настоящая, как все бабы. Она сама меня соблазнила.
-Это как же?
- Да как, как – это ещё при жизни жены началось. Вероника как подросла, так и начала меня соблазнять – то халат после ванны не до конца застегнёт, то юбочку короткую наденет и специально передо мной задом крутит – сама напрашивается. Ну, я терпел сначала, а потом…- тут Лебедев замолчал, видно собираясь с мыслями.
- Так что же? – спокойно спросил Макс.
- Жена на работе была. Я к Веронике в комнату зашёл – она сидит, делает вид, что уроки делает. А я-то вижу – ей другого надо. И заставка у неё на компьютере – парень с девкой целуется. Ясно ведь, зачем – соблазняет.
- И что же вы?
- Что? Я же говорю – соблазнила она меня, а я просто не выдержал. Ей ведь понравилось.
- Что, так и сказала?
- Да нет, она кокетничала, ревела в три ручья, но я же видел, как она глазами стреляет. Понравилось ей, точно. Ну, я и стал к ней заходить, пока жены дома не было. А потом жена это дело просекла – стала разводом грозиться, посадить меня решила – да только сама в психушке оказалась. Там и померла. – тут мужик гнусно усмехнулся. – А за дочерью я хорошо смотрел, не давал ей со всякими общаться – я же видел, что им от неё надо. Так что ни за что меня задержали, так и скажи этой бабе бешеной.
- Непременно скажу – заверил Макс – проверьте, пожалуйста – я всё правильно записал. Если всё правильно – подпишите.
Лебедев пробежал глазами протокол допроса:
- Да, всё так и есть.
- Тогда пишите: с моих слов записано верно. Мною прочитано. И подпись.
Лебедев машинально повторил всё, что диктовал Макс и протянул ему подписанный протокол допроса. Макс взял листки, и вызвав охрану, велел отвести задержанного в камеру. Мучительно хотелось помыться.

Тем временем в далёком Южном Городке длинноволосый парень открыл «Ворд» и стал быстро печатать:
«Здравствуй, Макс! Что-то мы с тобой давно не списывались. У меня всё в порядке – открыли кафе вместе с Сильвером. Дом дяди просто огромный, поэтому нас четверых явно недостаточно, чтобы придать ему жилой вид. Знаешь что? Приезжайте летом вместе с другом, и мальчика с собой возьмите. Отдохнёте, развеетесь. Море тут просто чудо. Вам понравится. И ещё в этом городе есть тайна. Ты же любишь всякие тайны? Правда, с нами местные информацией не делятся, но я всё равно дознаюсь – что это за местная легенда. Ответь поскорее, как там твои планы на лето. На всякий случай - жду с нетерпением. Твой друг Ник.»

*КМС –кандидат в мастера спорта.
Глава 7. Чужие чувства.

Через две недели Веронику выписали из больницы. В школу она больше не вернулась, но поскольку до окончания учебного года оставались считанные дни, то учителя просто проставили ей четвертные и годовые оценки и отдали документы пришедшей за ними тёте. Адвокат Чикильдеев, прилетевший в Город вместе с тётей Вероники очень быстро подготовил все документы об установлении опекунства над девочкой. В свете последних событий дело решилось очень быстро, и тётя Вероники, Ирина стала её законным опекуном. Что же касается отца Вероники, Григория Лебедева, то он находился до суда в СИЗО*, и в том, что суд вынесет ему обвинительный приговор никто не сомневался.
Андрей и Данька навещали Веронику в больнице, а позднее заходили в гостиницу, где остановились тётя Ирина и адвокат. В квартиру, где она жила с отцом девочка категорически отказывалась даже входить.
Данька был всерьёз расстроен предстоящей разлукой с Вероникой, но ещё больше он расстроился, когда девочка прямо сказала ему, что считает его хорошим другом и не более того. Но Данька был упрям, выпросил у Вероники разрешения переписываться с нею и заявил, что они с Андрюхой непременно приедут к ней в гости в Питер на каникулах. Вероника ответила, конечно-конечно, а потом дала свой адрес и Андрею, попросив писать ей. Отказаться не было возможности, и Андрей пообещал. А потом, когда Макс отвозил адвоката, Веронику и её тётю в аэропорт, Данька слёзно уговорил Андрюху попросить Макса взять с собой и их. Макс понимающе кивнул и согласился.
Именно тогда, в аэропорту, в последний момент Вероника сначала поцеловала в щёку Даньку, а затем и Андрея, прошептав на ухо: «Пиши мне, пожалуйста, ладно».
Потом, когда они возвращались домой, Данька всё улыбался загадочно, всё дотрагивался пальцами до того места на щеке, куда его поцеловала Вероника, и выглядел он при этом до оторопи счастливым. Андрей даже позавидовал ему – у него поцелуй девочки не вызвал никаких чувств – так, дружеское касание губами, не более.
А потом всё-таки настал долгожданный последний день учебного года. Быстро сдав учебники, получив дневники с оценками и грамоты, Андрей с Данькой радостно выкатились с последней линейки – прямо в лето. Лето, которое для них обоих точно будет незабываемым. Даже то, что нужно было отработать ещё две недели трудовой практики, радость мальчишек ничуть не омрачало. Они зашли в «Макдоналдс», потом сходили в кино и в зал компьютерных игр, а потом как-то внезапно наступил вечер, и мальчики расстались. Дома Вадим и Макс поздравили Андрея с успешным окончанием учебного года, а затем Макс заявил, что ему в кои-то веки дали отпуск летом, и что его старый друг приглашает всю честную компанию на море – у него там дом, доставшийся в наследство от дяди и собственное летнее кафе. Так что если есть желающие – то можно очень весело провести отпуск. Андрюха радостно завопил, что он, конечно же, за – настоящего моря мальчик ещё не видел, а потом спросил, можно ли будет взять ещё и Даньку. Макс ответил, что да, разумеется, и что его друг уже в курсе, что их, скорее всего, приедет четверо. Вадим лишь улыбнулся, взъерошил Андрюхе волосы и сказал, что да, конечно же, они все непременно поедут. До предполагаемой даты отъезда оставалось двадцать дней и Андрюха сразу же начал их отсчитывать, думая как здорово всё получилось.
Что же касается трудовой практики, то для мальчиков она состояла в работе по ремонту школьной мебели, покраске забора, уборке территории и прочих несложных бытовых работах. Девочки обычно ухаживали за цветами на клумбах и в кабинетах и помогали в школьной библиотеке. Удивило всех то, что на отработку в этом году явился Артём. Обычно он приносил справку от врача о какой-нибудь зловредной хвори, подтачивающей юный организм, и ни на каких отработках не появлялся. Довольно скоро выяснилось, что Артем ничего особо делать не умеет, поэтому Андрея, у которого всё получалось играючи, поставили к нему в пару, чтобы Артем не мог напортачить лишнего. И вот тогда-то состоялся между Артемом и Андреем один занимательный разговор.
В этот день они вдвоём работали в спортзале – нужно было снять чехлы с матов, вытащить их на улицу, выколотить, вновь надеть чехлы и аккуратно сложить где-нибудь в уголочке. Работа не трудная, испортить в ней что-либо не смог бы и косорукий Артем, но достаточно муторная и физически не самая лёгкая. Так что где-то на половине Артем запросил пощады и передышки. Они устроились на стопке ещё не выбитых матов. Андрей откинулся назад, разглядывая потолок спортивного зала, и слушая, как Артём рассказывает, что летом уедет с родителями на отдых в Испанию, что там должно быть очень здорово, и что он непременно уговорить отца сходить с ним на настоящую корриду. Всё было вполне нормально, пока он не почувствовал, что рука Артёма поглаживает его по плечу, ласково так. Андрей мгновенно вскинулся и зло зашипел:
- Ты что делаешь?
Артём сначала побледнел, потом покраснел и выдавил:
- Прости, я не хотел… Знаешь, ты такой…
-Какой такой? Я что тебе, кошка что ли? Гладить он меня вздумал!!!
- Я давно хотел тебе сказать… Ты мне нравишься… Очень…
Андрей минуты на две просто потерял дар речи. Не то, чтобы его сильно шокировал факт, что ему признался в любви парень – живя под одной крышей с Вадимом и Максом и принимая их отношения этим шокироваться было трудновато. Просто от Артема подобных слов Андрей ожидал меньше всего в жизни. Поэтому когда к нему вернулся дар речи, он только и смог, что выдавить:
- Ты серьёзно?
- Серьёзно. Я ещё тогда, в раздевалке, помнишь, хотел тебе об этом сказать, но не смог, струсил. А вот сейчас говорю. Можешь теперь меня презирать.
- За что? Нельзя презирать человека за то, что ему кто-то нравится. Просто… Извини, я сам ещё не знаю, что нужно мне. Ты уж извини.
- Но я тебе не противен?
- Нет. Просто я ещё сам в себе не разобрался. Давай будем пока общаться как раньше, ладно?
- Ладно. Только скажи мне, у меня есть хоть какой-то шанс понравиться тебе?
- Может быть. Я не знаю. Прости.
Остаток рабочего дня прошёл почти в полном молчании. Домой Андрей пришёл не в самом лучшем настроении, поэтому, когда увидел, что Макс в кои-то веки днём дома даже обрадовался. Макса он отыскал в той комнате, которая называлась рабочим кабинетом – он, чертыхаясь, собирал с пола разбросанные бумаги и укладывал их на стол аккуратной стопочкой. Андрюха опустился на колени и стал помогать Максу. Когда всё было собрано, уложено и придавлено мощным малахитовым пресс-папье, Макс поинтересовался:
- Ты что такой смурной? Случилось что?
-Ага. – выдохнул Андрюха – Случилось. Мне вот только что в любви признались, а я стоял как дурак и ничего не чувствовал. Наверное, я урод, да? Данька вон по Веронике с ума сходит, просто светится весь от счастья, когда письмо от неё получит, а я…
- Что ты?
- Она красивая. Я ей нравлюсь. Почему я к ней ничего не чувствую? Может я вообще никого полюбить неспособен? И сегодня, когда Артём сказал…
- Погоди-погоди. Так это тебе Артем в любви признался?
- Ну да.
- Смелый парень. Снимаю шляпу. Я в его годы на такое был неспособен.
- Ну не в этом дело. Он мне говорит, что я ему нравлюсь, а я опять ничего не чувствую. Ничего. Понимаешь?
- Давай-ка разбираться. Ты боишься, что вообще не способен кого-нибудь любить, так?
- Так.
- Но ведь отца своего ты любил?
- Любил. И мать тоже. И Малого*. И вас с Вадимом я люблю. Но ведь это другое…
- Почему другое? Получается, что чувство любви ты способен испытывать в принципе. Пошли дальше. Твой первый сексуальный опыт был крайне негативного плана, и теперь ты подсознательно боишься строить близкие отношения с кем-либо.
- А Данька?
- А вспомни с чего началась ваша дружба? Ты за него вступился. Твоё подсознание не бунтует, потому что ты изначально чувствуешь себя сильнее его и внутренне не опасаешься.
- А Вероника? Почему с ней так?
- А тут немножко другое. Негативный опыт у вас одинаковый, причём у неё ещё похлеще твоего. Поэтому ты, опять-таки подсознательно оберегаешь себя от травмирующих воспоминаний. Ты сумел с этим справиться, но лишний раз вспоминать не хочешь. Такие дела.
- И что же мне теперь делать?
- Знаешь, малыш, по-моему, тебе рано расстраиваться. Поверь мне, ты ещё встретишь ту или того, с кем тебе захочется быть рядом несмотря ни на что. И тогда ты всё почувствуешь. И запомни – человек в принципе не способный любить никогда не будет переживать, и мучиться из-за этого. Тебе же всего четырнадцать лет, не стоит раньше времени впадать в панику, ладно?
- Ладно. Спасибо, Макс, мне, правда, легче стало.
И тут зазвонил Андрюхин мобильник. Когда мальчик ответил, он услышал возмущённый голос Даньки:
- Ну, ты где? Мы же в кино собирались, я тебя уже пять минут жду!
- Ой, прости, бегу уже.
Андрей сбросил вызов и, обращаясь к Максу, проговорил:
- Я пойду, ладно? Мы тут с Данькой в 3D собрались, а я и забыл совсем.
Когда через несколько минут хлопнула входная дверь, из соседней комнаты выглянул растрёпанный Вадим:
- Блин, чуть не спалились. Это всё ты, Макс со своими ролевыми играми. В следующий раз ты меня на такое не подговоришь.
- Ага. Делаем это в спальне, закрывшись на три замка и включив для фона «Плач замученных детей» Малера. Ну, смотри на вещи проще. Взрослое дитё есть взрослое дитё. Не спалились ведь. И вообще, иди сюда.
- З-зачем?
- Вообще-то кое-что ты не закончил.
- Макс, тебе кто-нибудь говорил о том, какая ты зараза?
- Я зараза, которая тебя любит. Так что давай…А-ахх…вот молодец…

*Малой – прозвище младшего брата Андрея. Что с ним произошло – описано в «Солнечном круге».
Глава 8. Лирическое отступление 2. За год до описываемых событий.

В этой комнате всегда царил полумрак. Непонятно было, день сейчас или ночь, и тот, кто оказывался здесь не по своей воле, вскоре терял всякое чувство времени. Это была очень большая комната с высоким потолком и холодным каменным полом. Большая деревянная кровать старинной работы с высокой спинкой стояла почти в центре, а по периметру комнаты были расставлены шкафы. Старинные высокие книжные шкафы с застеклёнными дверцами. Только в этих шкафах не было книг. Там на полках сидели куклы – десятки, сотни кукол. Некоторые даже по виду выглядели старинными и очень дорогими – шёлк, бархат, кружева, шляпки с перьями, изящные фарфоровые личики. Некоторые были попроще – большой резиновый пупс с соской производства уже несуществующей ГДР* или маленькая целлулоидная индианка в выцветшем сари – таких выпускали советские фабрики в 60-е годы, когда мы очень дружили с Индией. Все куклы были разными, ни одной одинаковой не было на этих бесконечных полках. И все они смотрели – смотрели вперёд, в темноту, смотрели жутко и бессмысленно, как это делают только куклы, которых давно не касались детские руки. Казалось, что ничего живого не было в этой комнате, и от этого вся кукольная братия казалась жуткой вдвойне. Единственным источником света был высокий торшер, стоящий в углу, свет был слабым и приглушённым из-за накинутого на абажур плотного тёмного покрывала.
Но всё-таки в этой комнате кто-то был. На широкой кровати, скорчившись, лежал мальчик. Симпатичный смуглый подросток с чёрными волосами и неожиданно яркими синими глазами. Мальчик был совершенно обнажён, ему было холодно и он пытался согреться, кутаясь в клетчатый большой шерстяной платок – единственное, чем он мог хоть немного прикрыться. Встать и отойти от кровати мальчик не мог – на левую его лодыжку было надето прочное железное кольцо, от которого к ножке кровати тянулась толстая короткая цепь. Мальчик не знал, сколько находился здесь, он никогда не видел лица своего похитителя, но он ещё пытался бороться. Когда похититель изнасиловал его в первый раз, он отчаянно отбивался, кусался, царапался, так что насильник не получил своего, не связав его. Потом мальчик был жестоко избит, но он всё ещё не сдался. Потом похититель приходил ещё не раз – сколько, мальчик уже не помнил, и всегда повторялось одно и то же – жуткая, раздирающая на части боль и побои. Похититель почти не кормил его, редко давал попить и мальчик сильно ослабел, но он всё ещё сопротивлялся. Временами ему казалось, что он скоро умрёт, но похититель не давал ему умереть – он давал ему немного поесть, поил, относил в большую ванну и мыл, а потом обрабатывал синяки и ссадины. Потом он давал мальчику выпить какой-то отвар и тот засыпал. А когда просыпался – чувствовал себя лучше, и всё начиналось снова.
Мальчик уже с трудом вспоминал прошлую жизнь – высокий нарядный белый дом в большом саду, дедушку с неизменной трубкой в зубах, маленького рыжего пони на котором каталась сестра, важно гуляющих по саду крикливых павлинов… но он отчаянно цеплялся за обрывки воспоминаний, понимая, что как только он всё забудет – похититель победит.
Скрипнула дверь. Мальчик непроизвольно сжался. Неужели уже… Снова. Вошедший двигался бесшумно, с кошачьей грацией в движениях, словно балетный танцор, исполняющий какую-то странную сольную партию. Похититель подошёл к мальчику, ласково провёл рукой по его щеке:
- Скучал, малыш? – у него был приятный голос – низкий и чуть хрипловатый. В этот раз. Похититель умел говорить голосами разных людей, и какой из них настоящий – мальчик не знал. И лица он не видел – его всегда скрывала маска – тоже каждый раз разная. Но это был один и тот же человек – настоящий дьявол со ста обличьями. Дьявол, несущий боль.
- Я хочу домой – хрипло произнёс мальчик.
- Твой дом здесь. Неужели ты этого ещё не понял?
- Ты больной – прошептал мальчик. Когда он волновался, он всегда твёрдо произносил звук «л», поэтому получилось «болной».
Похититель присел на край кровати. Он начал говорить. Он всегда говорил отрывки из этого текста, прежде чем начать. Мальчик уже ненавидел эти слова, но помнил их. Он боялся, что не забудет их никогда.
-« Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина.
От благовония мастей твоих имя твоё как разлитое миро; поэтому девицы любят тебя.
Влеки меня, побежим мы за тобою; - царь ввёл меня в чертоги свои, - будем восхищаться и радоваться тобою, превозносить ласки твои больше, нежели вино; достойно любят тебя!»**
Мальчик пытался сопротивляться жадным рукам, но сил у него почти не осталось, и через несколько мгновений его руки оказались накрепко привязаны к спинке кровати, а бёдра разведены. Он не смог сдержать слёз, почувствовав в себе скользкие холодные пальцы. Он извивался, зажимался, но сильнее сопротивляться уже не мог. А похититель продолжал:
«Мирровый пучок - возлюбленный мой у меня, у грудей моих пребывает.
Как кисть кипера, возлюбленный мой у меня в виноградниках Енгедских.
О, ты прекрасна возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные.
О, ты прекрасен возлюбленный мой, и любезен! и ложе у нас зелень;
кровли домов наших – кедры, потолки наши кипарисы».
А потом холодные пальцы выскользнули из тела. Но мальчик уже не радовался этой передышке. Он слишком хорошо знал, что сейчас придёт новая боль. И боль пришла.

*ГДР – Германская Демократическая Республика. Ныне часть объединённой Германии.
**Здесь и далее «Песнь песней» Соломона. Синодальный перевод. Орфография и пунктуация источника.