Автор: РавиШанкаР Бета: нет Фэндом: Ориджиналы Персонажи: м/м Рейтинг: R Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Детектив, Повседневность, Hurt/comfort Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие, Изнасилование, Нецензурная лексика, Секс с несовершеннолетними Размер: Миди, 76 страниц Кол-во частей: 28 Статус: закончен
Глава 23
Райцентр Конобеево* встретил Макса мелким дождём. Именно в этом тихом, не слишком большом городке и произошли самые ранние из обнаруженных преступлений Флориста. Самолётом Макс долетел только до областного центра, в Конобеево, естественно, никакого аэропорта не было, поэтому коллеги из области выделили транспорт, и Макс полтора часа трясся в дребезжащем «уазике» по не самой лучшей в мире дороге. В конобеевском РОВД его встретил замначальника – добродушный с виду толстяк, с погонами подполковника, он самолично определил Макса на постой в местную гостиницу, где вопреки распространённым страшилкам не было тараканов, а были чистые полотенца, горячая вода и симпатичная коридорная. Еда в ресторане при гостинице тоже оказалась волне приличной – борщ наваристым, котлета действительно включала в себя немалую долю мяса, а сметана оказалась такой густой, что в ней стояла ложка. Оказалось, что в городке был свой собственный молокозавод, выпускавший разного рода продукцию ещё чуть ли не по советскому ГОСТУ – поэтому все молочные конобеевские продукты пользовались популярностью даже в области. Ещё местное население трудилось на кондитерской фабрике, лесохимическом производстве, а так же на совместном российско-финском предприятии по переработке леса. Так что работа в городе была, народ если и пил, то умеренно и лишней агрессии даже в пьяном виде не проявлял. Даже бытовые убийства в городке случались редко, так что произошедшая четыре года назад жуткая серия убийств детей до сих была памятна всему старшему поколению конобеевцев. Именно об этом и рассказал Максу в доверительной беседе подполковник Пестряков. Более того, после обеда он самолично отвёл Макса в полицейский архив и приказал его заведующей и по совместительству единственной работнице – симпатичной даме предпенсионного возраста показать Максу все документы, какие ему потребуются. Татьяна Степановна, или капитан Иволгина, как звали заведующую, с энтузиазмом принялась посвящать гостя в подробности жуткого дела, которые она так же прекрасно помнила. Макс внимательно изучал документы, краем уха слушая, что говорит Татьяна Степановна, и умело кивал в нужных местах. Он не хотел обижать женщину, прекрасно понимая, что целый день сидеть в архиве ей достаточно тоскливо и свежий слушатель воспринимается как дар небес. Но, к сожалению, ничего нового он из документов не почерпнул, единственное, что удалось сделать – это составить список родителей и родственников потерпевших. Макс решил завтра с утра съездить к ним и стал обдумывать, как бы половчее донести эту мысль до подполковника. Бередить старые раны людей не хотелось, но, может быть, хоть так удастся получить зацепку, на которую он надеялся. Татьяна Степановна между тем продолжала говорить: - Вы знаете, Максим, я уже двадцать лет здесь работаю и это на моей памяти всего второе такое жуткое дело – люди у нас неагрессивные, в основном бытовуха по пьяни, да и то нечасто. Но то, первое дело двадцать лет назад – оно мне иногда в кошмарах снится. Я ведь по молодости на следовательской должности трудилась – это сейчас вот здесь кисну – здоровье, знаете ли, да и возраст… - Ну что вы, Татьяна Степановна, вы ещё очень даже замечательно выглядите. - Спасибо, Максим, вы воспитанный юноша, но я выгляжу на свои годы – глупо скрывать – я уже дважды бабушка. Но скажите, вам интересно будет послушать о том, первом деле, или может, я вас просто утомляю? После этих слов отказаться от рассказа не было никакой возможности, и Максим с энтузиазмом заверил Татьяну Степановну, что с удовольствием выслушает её рассказ. Женщина на несколько минут исчезла в недрах архива, затем появилась с очень пухлой пыльной папкой в руках. - Вот он, этот ужас нечеловеческий – сказала она, и развязав тесёмки папки, продолжила – Начнём с начала. Двадцать три года назад в Конобеево переехал одинокий отец с двумя детьми – Михаил Чернов, а мальчиков звали Антон и Олег. Чернов купил дом на самой глухой окраине Конобеево, устроился мастеров на лесохимическое производство, неплохо зарабатывал не пил, за мальчишками вроде бы присматривал - те были одеты–обуты-накормлены. Это уж потом выяснилось, как он за ними на самом деле присматривал. Старший во второй класс пошёл, младшего в садик определили – вроде всё как у людей. Старший, Олег, очень уж сильно братика своего любил – сам в садик его отводил, сам забирал, конфеты ему покупал, такие, сосульки, самые дешёвенькие по сто грамм. И младший его любил – всегда в садике у окошка караулил, увидит, кричит «Братик, братик!». Этот малыш, Антошка, так чётко «р» выговаривал, раскатисто так. Ну, так вот и прожили три года – вроде всё как у людей. Олежка, старший, этот тихий был мальчик, учился неплохо, рисовал хорошо, читать любил, только иногда школу пропускал. Чернов, правда, всегда звонил, объяснял, что мальчик приболел – ну и всё, верили ему. - А что с матерью случилось? Почему они с отцом жили. - Да не отец он мальчишкам был – отчим. Это уж потом выяснилось. А про мать он говорил, что от болезни умерла, вот он и уехал из родных мест, чтобы сердце успокоить. Красиво звучало, опять же многие верили. Дамочки наши незамужние окрутить его пробовали – опять же мужчина солидный, положительный, непьющий. Но он всё отговаривался, что по жене тоскует. Ублюдок. - Дайте, угадаю – быстро сказал Максим – педофилом ваш Чернов оказался, так? - Так, Максим. Слушайте дальше. Три года прошло и вдруг, в один прекрасный понедельник, не вышел Чернов на работу. А надо сказать, работник он был пунктуальный, на больничном за все три года дай Бог если три раза сидел – вот начальство и забеспокоилось. Стали домой звонить – никто не отвечает. Потом в школу позвонили – Антошка и Олег там не появлялись. Тут начальник производства и забеспокоился – послал кого-то из своих проверить – мало ли что. Поехал сменный мастер Гаврилов вместе с директорским шофером Тимохой. Ну и увидели. Гаврилов после того неделю пил, а Тимоху ещё долго кошмары мучили. Они милицию сразу вызвали, а дежурным следователем тогда была я. Мы как вошли с бригадой – так и ужаснулись – лестница на второй этаж вся в крови, Чернов у подножия валяется – весь изрубленный, разорванный, просто месиво какое-то. Олежка под лестницу забился – голый, весь в крови, на спине живого места нет от рубцов – видно крепко его Чернов ремнём попотчевал. Рядом топор валяется – маленький такой, для рубки мяса, а Олежка раскачивается и поёт. Как сейчас помню: - Спи, дитя моё усни, Сладкий сон к себе мани…. Знаете эту колыбельную, Максим? - Знаю. А что с маленьким? - А маленького наверху нашли, в черновской спальне, мёртвого уже и изнасилованного. Перестарался, тварь – это я про Чернова – придушил мальчишку. Девять лет – много ли надо маленькому… - А дальше что было? - А дальше – Олежку в психушку отправили, где он сейчас, жив ли – я не знаю. Его ведь этот гад Чернов три года насиловал, а бедный мальчишка всё терпел – надеялся, что он Антошку не тронет. Мы так поняли, что в субботу вечером Чернов решил младшеньким заняться, Олежка вступиться попытался, а может, бежать захотел с братиком. Короче избил мальчишку этот изверг и запер в кладовке. И стал над Антошкой издеваться. Тот видимо кричал, но никто его, кроме Олежки не слышал – дом-то на отшибе стоял. Видно от этих криков у Олежки окончательно крыша и уехала. Как он сумел дверь из кладовки высадить – не знаю. Схватил на кухне топорик для рубки мяса и кинулся братишку спасать. А спасать уже некого. Ну он и изрубил Чернова этим топориком. Тот видно защититься пытался, уползти – так с лестницы и сверзился. А мальчишка сутки провёл рядом с мёртвым телом. Он уже совсем неадекватный был, когда мы приехали. Такие дела. - А фотографии посмотреть можно? – спросил Макс. - Конечно, Максим. Я для этого дело и принесла. Вот сам Чернов, а вот и мальчики. Максим посмотрел на фотографию педофила – симпатичное лицо, высокий лоб с залысинами, добрая улыбка. Понятно, почему никто ничего не замечал – уж больно у злодея было располагающее лицо. А вот на фотографиях мальчиков Максим точно споткнулся – лицо старшего – Олежки - показалось ему знакомым, очень знакомым, и в тоже время неуловимо чужим. Макс вдруг понял, что встречал этого человека уже взрослым, но никак не мог вспомнить, где и как. И ещё он понял, что со старенькой чёрно-белой фотографии на него смотрит Флорист.
Конобеево* - название райцентра придумано автором, все совпадения с реальностью случайны.
С наступающим праздником, уважаемые читательницы!!! Глава 24
Лирическое отступление 7. Макридова пустынь.
Километрах в двадцати от Ямки, если по прямой, на берегу реки Макриды, ещё в конце XIX века стоял большой женский монастырь. Назывался он незамысловато, как грабли – Макридова пустынь. Монахини регулярно возносили молитвы Богу, лечили крестьян из окрестных деревень, обучали детей грамоте и даже порой собирали приданое бедным девушкам-невестам, за что были законно уважаемы местным населением. Затем, в связи с тем, что после 1917 года религия вышла из моды и была признана вредным пережитком и опиумом для народа, монастырь был закрыт, мать-настоятельница Виринея сгинула на Соловках, а прочие монахини скрылись от властей. Монастырь был разрушен, а прекрасный красный кирпич пошёл на постройку конюшни и клуба в ближайшем колхозе. Так прошло почти восемьдесят лет и вдруг в конце девяностых годов место вновь стало обитаемым. Новая мать-настоятельница Неонила привела с собой двадцать монахинь и двенадцать послушниц. Они и занялись восстановлением монастыря. Первую зиму женщины протянули только благодаря Богу и сохранившимся от прошлого двум каменным флигелям – остаткам монастырских келий. Затем стало полегче. Помогать женщинам стали студенты местной духовной семинарии – будущие священники, регенты и иконописцы, да и местное население потянулось, видно чувствуя вину предков. Кстати – и клуб, и конюшня до сих пор стояли, как новенькие. Ко времени описываемых событий была почти закончена каменная церковь – осталось только закончить росписи и позолотить иконостас, были выстроены крепкие деревянные здания трапезной, гостиницы для паломников, конюшни и коровника, а так же разбиты цветники, огороды и теплицы. Из приведённых Неонилой монахинь три к тому времени скончались, все двенадцать послушниц приняли постриг и пришли в монастырь ещё десять новых. Кроме того, при монастыре жили три трудника* - бывшие бомжи и наркоманы, которым просто некуда было идти. Одного из трудников – малоразговорчивого со шрамом на щеке Степана, которого остальные иногда называли странным словом Шурави** и отправила матушка-настоятельница в Ямку, так как директор агрофирмы обещал выделить для монастырских коров немного комбикормов. В Ямке Степан задержался, так как сначала не было директора, затем искали кладовщицу, а затем он помогал тушить избу Марии, так что в монастырь Шурави возвращался глубокой ночью и короткой дорогой. Бывший снайпер не боялся никакой нечистой силы и обладал, несмотря на возраст, орлиным зрением. Именно благодаря этому, он и успел разглядеть в придорожном сугробе еле заметное шевеление, да ещё и понять, что это замерзающий человек. Быстро остановив лошадей, он подбежал к обочине и действительно обнаружил там замерзающую женщину. Левая половина её лица была сильно обожжена, волосы свалялись в паклю. Поскольку до монастыря было всего ничего, он не стал поворачивать, а решил везти женщину в обитель, где одна из сестёр - Галина была в прошлой жизни очень хорошим врачом. Степан, как мог, растёр женщине руки и ноги, закутал её в свой ватник и стал изо всех сил погонять лошадей. Когда мать Неонила узнала причину его задержки, то не стала браниться, а велела оказать женщине всю возможную помощь. Степану же она сказала: - Видно Бог простил тебя. Можешь в мир уйти, если хочешь. - Поздно мне, матушка. – вздохнул бывший снайпер. - Смотри, дело твоё. Бог всем даёт вторые шансы. – строго ответствовала Неонила и, благословив Степана, отправилась по своим неотложным делам. Женщина, найденная Степаном, болела долго, а когда её здоровье стало поправляться, выяснилось, что она полностью потеряла память. Послушницы заново учили несчастную всему, как маленького ребёнка. Скоро выяснилось, что что-то в её психике нарушилось необратимо и что ребёнком она останется, скорее всего, навсегда. К тому времени мать Неонила уже узнала, кем может быть Потеряшка – так стали называть её сёстры и послушницы – но властям об этом рассказывать не спешила, справедливо полагая, что ничего хорошего для спасённой, кроме инвалидного дома, женщину не ждёт. Кроме того, Потеряшка быстро привыкла к обитательницам монастыря, а вот чужих людей просто боялась. Завидев кого-либо пришлого, убегала и пряталась. В остальное время она была милым ласковым трёхлетним ребёнком. Любимыми её игрушками стали цветные камушки, стёклышки и кусочки дерева. Она их собирала, перекладывала с места на место, что-то бормотала и очень радовалась, когда ей дарили новый камешек или стекляшку. Послушница Елена сшила ей маленькую холщовую торбочку через плечо, так что все свои игрушки Потеряшка носила с собой. Ожог на левой половине лица зажил, оставив уродливый бугристый шрам, кроме того, оказалось серьёзно повреждено сухожилие на левой руке и пальцы почти не двигались. Обожжённые, свалявшиеся волосы сёстры ей остригли в самом начале очень коротко, почти «под ноль», а когда волосы стали отрастать, выяснилось, что они совсем седые. Так что Марию Гайдукову не узнал бы в этом облике никто, а сама она ничего не помнила. Наказание это было Божье, или милосердие – кто знает? Сёстры необходимость ухаживать за Потеряшкой восприняли философски, считая её блаженной и в этом качестве угодной Богу. Посторонние люди в обители появлялись нечасто, а сами сёстры не были болтливы. Так и вышло, что судьба Марии оставалась неизвестной. Кстати, когда матушка Неонила попробовала назвать Потеряшку Марией, та скорчилась, стала плакать, царапать себе лицо – еле успокоили. Так и осталась она жить при обители Потеряшкой.
В последний день той, прошлой жизни, которую Мария не помнила, Сашка Шамшурин задумал погубить её и её сына. Он, как обычно отправился к Куркулю, чтобы купить той гадости, которую клиенты Куркуля называли водкой. Куркуль считал себя истинным бизнесменом, поэтому спирт разводил немилосердно, а чтобы крепче поддавало, добавлял в получившуюся убойную смесь таблетки димедрола. Получалось дёшево и сердито, а крышу у алкашей сносило на раз. На этот раз Куркуль урвал где-то канистру сиропа ядовито-зелёного цвета под названием «Тархун» и решил облагородить этой жидкостью своё пойло, назвав его ликёром. Пойло и впрямь приобрело гнилостно-зелёный оттенок, но убойный сивушный аромат сироп действительно скрадывал, так что все остались довольны. Сашка приобрёл у Куркуля две бутылки мутно-зелёной жидкости, чтоб уж наверняка напоить Марию до положения «в дровушки» и надо ж такому случиться, что отпуская свой товар, Куркуль отвлёкся и вместо одной бутылки «ликёра» подал Сашке бутылку с растиранием от ревматизма. Это самое растирание любовно настаивала для себя всё на том же спирту Куркулёва тёща, бывшая по совместительству горячей поклонницей Геннадия Малахова. Всё бы ничего, только в состав растирания входили плоды паслёна чёрного и растёртые сушёные мухоморы. Что ещё туда намешала тёща Куркуля остаётся загадкой. Тем не менее, выпив из этой бутылки, Мария ощутила внезапный приступ паники, что неудивительно, так как мухоморы и паслён галлюциногены нехилые. Собственный дом вдруг показался ей мрачной бездной, а Сашка жутким чудовищем, которое хочет её растерзать. К тому же у неё кружилась голова, и сильно тянуло в сон. Сделав вид, что отправилась спать, Мария тем временем стала прислушиваться. Вот её жуткий собутыльник подошёл к кровати и потряс её за плечо, но она сумела притвориться спящей, и он отошёл от неё, прикрыл дверь в спальню, протопал по полу в кухне, и вдруг всё стихло. Потом стало тянуть дымом и в туманящемся сознании Марии глюки смешались с явью. Про Андрюху она на тот момент забыла напрочь, но чётко поняла, что надо выбираться. Из спальни боковая дверца, скрытая шкафом, вела на веранду, а веранда никогда не запиралась, так как воровать там было попросту нечего.Перегородка тем временем занялась пламенем, один из языков точно лизнул Марию по щеке. Вспомнив про дверцу, Мария торопливо, ломая ногти отодвинула шкаф и протиснулась на веранду, оттуда на огород и это было последним всплеском её относительно нормального сознания. Вместо того, чтобы бежать к людям за помощью, охваченная ужасом и паникой женщина, преследуемая собственными чудовищами, бросилась в лес, не разбирая дороги. Она не помнила точно, куда и как бежала, проваливаясь в снег, а когда неожиданно набрела на какую-то дорогу – села на обочину и начала замерзать. То есть вдруг ей стало хорошо, тепло, отпустил жуткий страх и волнение. Кто она такая – женщина уже забыла. И замёрзла бы насмерть, не найди её монастырский трудник Степан по прозвищу Шурави.
*Трудник(трудница) – работник или работница при монастыре. В отличие от послушника, трудник в перспективе не планирует принимать монашеское звание. **Шурави(пушту) – советский. Прозвище указывает на то, что Степан воевал в Афганистане(война 1979-1989 гг)
Глава 25
Макс всё-таки добился у подполковника Пестрякова разрешения посетить семьи жертв Флориста и поговорить с родственниками. Однако выяснилось, что со всеми ему поговорить не удастся – три семьи после этой жуткой трагедии просто уехали из Конобеево куда глаза глядят, мать четвёртого мальчика, растившая его одна, после смерти сына начала сильно болеть и через год умерла. Но оставшиеся три семьи ему посетить удалось. Весь день он слушал рассказы родителей, потерявших детей, смотрел фотографии, бережно сохранённые школьные тетрадки, рисунки, игрушки и всё никак не мог понять – почему именно эти мальчики? Что в них так привлекло маньяка? Что-то снова ускользало от него, и Макс никак не мог понять – что? В семье последней жертвы, после которой убийства в Конобеево прекратились – Васи Девяткина – всё шло так же, как и в двух предыдущих. Как вдруг, листая альбом, Макс наткнулся на одну из групповых фотографий. Ничего необычного, фотография, как фотография, но, получив ответ на то, кто на ней изображён, Макс прочувствовал, что пазл в его голове наконец-то начинает собираться. Догадка была настолько невероятной и жуткой, что Макс вначале не поверил сам себе. Но всё, что было доселе известно о Флористе, в рамки этой догадки укладывалось. После этого разговора Макс вернулся в РОВД и получил ответы на несколько интересующих его вопросов. Ответы только подтвердили его догадку и, поблагодарив подполковника за помощь и гостеприимство, Макс спешно засобирался восвояси. Уже через несколько часов он вылетел обратно в Город, но на этот раз Макс надеялся, что кровавый путь Флориста наконец-то удастся оборвать. Напрягало Макса только то, что он никак не мог дозвониться до Вадима – сильно барахлила сотовая связь.
А тем временем Андрюха и выздоровевший Данька как обычно делали уроки у Андрюхи дома. Занятий в студии в этот день не было, высовывать нос на улицу без него Вадим запретил мальчишкам строго-настрого, а чтобы им было чем заняться, после того как сделают уроки, завёз их в магазин за новыми дисками и играми. У самого Вадима образовались на работе неотложные срочные дела, поэтому ещё раз предупредив мальчишек, чтобы не совались на улицу и не вздумали никому открывать дверь, он туда и отбыл. Мальчики сделали уроки и включив очередную стрелялку стали с увлечением мочить скачущих по экрану монстров. Так продолжалось довольно долго, и звонок домашнего телефона мальчики расслышали не сразу. Наконец Андрюха услышал звонок, подошёл к телефону и снял трубку. - Алло!- произнёс мальчик – Говорите! Вас не слышно! Но трубка молчала, только доносилось какое-то непонятное шипение. - Говорите! – ещё раз повторил мальчик. Наконец трубка ожила и странный, бесполый, то ли мужской, то ли женский голос произнёс: - Скоро. Жди. Готовься. Андрюха посмотрел на зажатую в руке трубку как на ядовитую змею. До него не сразу дошло, что Данька трясёт его за плечи и кричит: - Андрюха! Ты чего??? Очнись!!! Мальчика словно передёрнуло, он пришёл в себя и, осторожно положив трубку на рычаг, удивлённо произнёс: - Прикинь…Мне маньяк звонил… Кажется…
Лирическое отступление 8. Где-то в Городе. И снова Флорист.
Человек аккуратно покрывал стол прозрачной полиэтиленовой плёнкой, закрепляя её так, чтобы не скользила. Человек чувствовал себя всё хуже – где-то внутри ворочался Зверь – царапался, скулил, требовал выхода. Зверю хотелось играть, но последняя в этом городе, самая сладкая Игрушка пока была недоступна. Человек пытался договориться со Зверем. Пока это удавалось. С трудом, но удавалось. Человек понимал, что срок его пребывания в этом городе подходит к концу и скоро придётся уезжать. Да ещё и Эти не давали покоя – ни в одном из предыдущим случаев Зверь так сильно не предупреждал Человека об опасности. Видно Эти тоже чему-то учатся. Или кто-то из Этих не так глуп, как кажется. Человек понимал, что до сих пор ему везло – Эти так и не догадались связать между собой игры Зверя в разных концах страны. А если сейчас кто-то из них догадается? Что будет потом? Ни Зверь, ни Человек не хотели возвращаться в Плохое Место, значит никакого «потом» скорее всего не будет. Но сейчас лучше об этом не думать – Зверю нужна Игрушка и как можно скорее. Иначе Зверь будет делать больно Человеку. Руки Человека двигались автоматически – аккуратно раскладывали на небольшом столике блестящие скальпели, короткий бур, тонкую хирургическую пилу –всё блестящее, идеально чистое. Человек любил порядок, поэтому аккуратно закрыл разложенные на столике вещицы чистой белой марлей, рядом положил моток верёвки, скотч и несколько блестящих упаковок с презервативами. Да, то, что Зверь сначала делал с игрушками было приятно. Очень приятно. Но Человеку не нравилось слушать их крики в этот момент, поэтому Зверь всегда заклеивал Игрушкам рот. Потом, когда Зверь полностью брал контроль над телом и начинал играть уже сам – он всегда срывал скотч, с наслаждением впитывая крики и хрипы Игрушек. Зверь приобрёл немалый опыт, и Игрушки не засыпали слишком быстро. Они ещё успевали покричать –долго и мучительно… А потом их можно было пожалеть. Неожиданно рука Человека дёрнулась и ударила по щеке. Это разозлился Зверь. Зверь понимал, то чего ещё не осознал сам Человек. Человеку совсем не хотелось приводить Зверю последнюю Игрушку, и он неосознанно тянул время. Человек хотел, чтобы их остановили. Зверь заворчал. Человека следовало наказать. Рука Человека вновь дёрнулась и, схватив скальпель, поднесла его к открытому глазу. Человек пытался перехватить контроль, но рука со скальпелем всё тянулась вперёд. Человек упал на колени: - Нет! Нет! Нет! – застонал он – Завтра! Я всё сделаю завтра! Я приведу Игрушку! Нет! Пожалуйста! Рука дрогнула. Скальпель упал на пол. Потом рука потянулась к карману джинсов, достала дешёвенький подержанный мобильник с левой симкой и набрала номер. Несколько минут послушав взволнованный мальчишеский голос на том конце провода, Зверь произнёс своим голосом, а не голосом Человека: - Скоро. Жди. Готовься. Потом Зверь улыбнулся своей маленькой мести, свернулся в клубок и заснул. А Человек ещё долго сидел, прислонившись к стене, обливаясь холодным потом и всхлипывая. К этой Игрушке он уже успел привязаться, но… - У меня нет выбора – прошептал Человек. – У меня нет выбора. В этот момент его вдруг сотрясла крупная дрожь. По случайному совпадению именно в это время в Конобеево Макс внимательно всматривался в фото двенадцатилетнего Олежки Чернова.