Автор: РавиШанкаР Бета: нет Фэндом: Ориджиналы Персонажи: м/м Рейтинг: R Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Детектив, Повседневность, Hurt/comfort Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие, Изнасилование, Нецензурная лексика, Секс с несовершеннолетними Размер: Миди, 76 страниц Кол-во частей: 28 Статус: закончен
Глава 6
Лирическое отступление 3. История Марии .
Машенька Епанчина родилась очень красивой девочкой. Родилась уже тогда, когда её немолодые родители утратили всякую надежду на появление собственного ребёнка. Так что единственную свою кровиночку они баловали, как могли, и как позволял им не слишком богатый семейный бюджет. Правду сказать, девочкой Машенька росла миленькой и послушной, училась хорошо, на все праздники непременно читала стихи и играла главные роли в школьном драмкружке. Её даже не обязательно было играть – когда из-за кулис выплывало чудное виденье с золотыми кудряшками, огромными голубыми глазами и нежно-белой, словно фарфоровой кожей –зал впадал в тихую оторопь, а затем начинал бешено аплодировать. Её никогда не задирали школьные хулиганы, хвалили учителя, а одноклассницы дружно набивались в подружки. Так что детство Машеньки было весьма безмятежным, и росла она с ощущением, что вокруг неё вращается весь мир. Классу к восьмому она стала с удивлением замечать, что все её подружки, оказывается, гуляют с парнями, а ей никто руки и сердца что-то предлагать не спешил. Мальчишки предпочитали обожать хрупкую фарфоровую Машеньку на расстоянии, а обжимались по тёмным углам всё-таки с её более земными одноклассницами.( Правда неизвестно, хорошо это было или плохо, поскольку девственницей в деревне часто называется девушка, которая умеет бегать быстрее своих сверстников, а Машенька всегда не очень дружила с физкультурой). Но и отсутствие потенциальных кандидатов в женихи Машенька повернула к своей пользе, изобразив, что она так занята учёбой, что на всякие глупости у неё просто нет времени. Поднапрягшись, она закончила одиннадцатилетку с серебряной медалью и поехала поступать в институт. Естественно в театральный. А как же ещё. И тут оказалось, что мир вокруг Машеньки вовсе не вращается, что в городе хоть пруд пруди хорошеньких хрупких блондиночек, у которых к неземной красоте прилагается ещё и талант, либо влиятельные родственники. У Машеньки не было ни того, ни другого, поэтому с поступлением в театральный она пролетела. Возвращаться домой, естественно желания не было, в другие институты документы подавать было поздно, принимали только на платной основе, и Машенька подалась в сельскохозяйственный техникум на зоотехническое отделение. Взяли её туда с её серебряной медалью без звука, правда, члены приёмной комиссии впали в лёгкий ступор. Представить Машеньку стоящей в продуваемом насквозь коровнике, в синем халате и резиновых сапогах, измеряющей коровам ректальную температуру было решительно невозможно. Но Машенька знала, что делала. Техникум на три года давал неплохое общежитие, платил стипендию, да ещё и кормил бесплатно иногородних студентов дважды в день. Так что с заботой о крыше над головой и хлебе насущном Машенька худо-бедно разобралась. Теперь её целью стало не получение образования, а замужество. Причём жениха она хотела красивого, состоятельного и непременно городского. Деревня ей надоела до зубовного скрежета. Итак, ещё со времени неудачного поступления в театральный у Машеньки сохранились кое-какие контакты с сёстрами по несчастью, которых родители сумели пристроить через десятые руки хоть в какие-то вузы, и она эти контакты старательно поддерживала. Время шло, Машенька упорно изживала в себе всё деревенское, подружки приглашали её на вечеринки, тем более, что на студентку сельхозтехникума она похожа не была нисколечко. Всем знакомым Машенька загадочно говорила, что получает «вышку», только вот где – ловко не уточняла. Так, на одном из дней рождения её случайных знакомых её и свела судьба с Володей Гайдуковым и Вадиком Вороновым. Сначала Машеньке больше понравился Вадик – красивый, темноволосый, с синими глазами и, совсем как у Машеньки, белой фарфоровой кожей. Но довольно быстро девушка просекла, что Вадику она ничуть не интересна, а интересен ему …Володька. Нет, никаких намёков, Боже мой – Вадик умел шифроваться почище русского разведчика Штирлица – крепкая мужская дружба и всё такое, но женщина всегда сумеет разглядеть потенциальную опасность, какого бы пола она не была. Тем более, что отец Володьки был предпринимателем, а родители Вадика – врачами – урологом(папа) и соответственно педиатром(мама) – понятно кто казался круче. А ещё Володька умел расшевелить любую компанию –такой человек-праздник, девчонки вешались на него гроздьями, но до серьёзных отношений дело не доходило ни разу. То есть секс конечно приветствовался, куда ж без него. Но далее Володька ловко умел переводить стрелки так, что ни одна из его одноразовых пассий не чувствовала себя обиженной. Ох, зря мужчины считают блондинок слабенькими и глупыми созданиями. Машенька выбрала себе мужа и стала вести планомерную осаду Володьки, как Суворов – осаду Измаила. Володька, хоть и избалованный женским вниманием, на удивление легко купился на беззащитную хрупкость Машеньки, её трогательно дрожащие ресницы и белые кудряшки. Машеньку хотелось холить, лелеять и защищать от свинцовых мерзостей окружающего мира. В свете этого крепкая дружба с Володьки и Вадика дала трещину – ибо кто же сможет вынести, когда любимого человека уводят у тебя из под носа, а ты ничего и сделать не можешь. Машенька с удовольствием наблюдала, как Вадик делает ошибку за ошибкой, как они все чаще ссорятся с Володькой. В этом свете робкая попытка Вадика объясниться закончилась грандиознейшей ссорой и разрывом отношений. Машенька торжествовала. Но тут выяснилось, что радовалась она рано. Папа-предприниматель довольно спокойно смотрел на менявшихся с калейдоскопической быстротой девиц сына, но когда выяснилось, что Машенька – это нечто серьёзное – насторожился. Тут-то всё и выяснилось – про деревенское происхождение потенциальной невесты и её учёбу в сельхозтехникуме. Такая невестка явно была не ко двору, и папа попробовал надавить на сына, но не тут-то было. К этому времени Машенька уже была беременна, бросать возлюбленную Володька категорически отказался. К слову сказать, родитель явно перегнул палку, опустившись до прямых оскорблений, а характеры у старшего и младшего Гайдуковых были одинаково твердокаменные в том, что касалось жизненных принципов. Проверенный способ лишить непокорное чадо денежных средств не сработал – Володька просто ушёл из дома и, забрав в охапку беременную возлюбленную, к тому времени еле успевшую сдать ГОСы, отбыл по её месту жительства – в деревню Ямка. Родители Машеньки высоким градусом снобизма не страдали, и то, что потенциальный зять явился к ним буквально с одним чемоданом восприняли абсолютно спокойно – главное, чтобы человек был хороший. Они ещё успели порадоваться за дочь, отхватившую себе такого замечательного парня, погулять на свадьбе, понянчить новорожденного Андрюху и как-то тихо, как выражались в старинных романах «сошли в могилу с чувством выполненного долга». И Машенька с Володькой и крошечным Андрюхой остались в Ямке одни. Следующие восемь лет семейной жизни протекли легко и незаметно. Володька действительно любил Машеньку и делал всё, чтобы и она, и Андрюха были счастливы. Он неплохо зарабатывал, так как руки у него оказались приставлены тем концом, каким нужно – любая, даже самая безнадёжно «убитая» техника после общения с Володькой начинала подавать признаки жизни; когда не было возможности заработать в деревне – ездил в райцентр таксовать и деньги, пусть и небольшие, в семье водились всегда. Кроме того Володька не ждал милостей от кого бы то ни было, не ныл и не жалел себя и верности избранного пути не сомневался. Жизнь была налажена, родился Малой - и вдруг… С гибелью Володьки Марии показалось, что вокруг неё исчез воздух. Жить стало незачем, изменить всё к лучшему –нельзя.. Стержень, человек-праздник, который держал её, исчез, растворился и с ним исчезла безвозвратно прежняя Мария. Всё, чего она добивалась, оказалось разбитым вдребезги. Вынести всё это было решительно невозможно, и Мария начала пить. Дети её не держали, нет. Она любила не их, а Володькину к ним любовь, это была наивернейшая гарантия того, что муж никуда не денется, этакий якорь. Исчез Володька – исчезла и любовь. Дальше всё покатилось стремительно – чем хуже, тем лучше – так словно решила для себя Мария. Сашку Шамшурина она презирала, он был чуть ли не худшее, что случалось в её жизни – и поэтому связь с ним оказалась такой болезненно-неразрывной. А уж когда внезапно появился Вадик – богатый, красивый, модный, казалось ничуточки не изменившийся, она с садистским удовольствием рассказала ему о гибели Володьки, тайно радуясь его побледневшему лицу. И деньги, предложенные им за сына взяла – почему нет – чем хуже, тем лучше. И то, что Сашка Шамшурин мог подслушать их разговор, она вполне догадывалась – не все ещё мозги пропила бывшая серебряная медалистка. Просто она очень хотела сделать ему больно, ещё больнее, чем было всё это время ей. То, что в случившемся с ней не было никакой Вадиковой вины её не волновало. Конец лирического отступления.
Глава 7
Андрюха не помнил, сколько времени он пробыл в сером ватном коконе, а когда выплыл оттуда – первое, что увидел - белый, украшенный желтоватыми протечками потолок больничной палаты. Мальчик попробовал было приподняться, но чей-то голос произнёс: -Лежи-лежи, у тебя капельница в руке, собьёшь ещё. Андрюха сообразил, что капельницей голос называет вероятно тонкую прозрачную трубку тянущуюся от его руки к пузатенькой бутылочке с прозрачной желтоватой жидкостью. Бутылочка была закреплена на высокой подставке, и жидкости в ней было ещё чуть-чуть, гораздо меньше половины. Андрюха покрутил головой из стороны в сторону, пытаясь разглядеть, кто говорит, и столкнулся взглядом с тем самым мужиком, которого мать называла Вадиком. - Вы что здесь делаете? – спросил Андрюха. - Жду, пока ты очнёшься – ответил Вадим. – Я ведь всё-таки за тобой приехал. - Я здесь…давно? - Третьи сутки. - А мама? Мама где? - Ты что помнишь, Андрей? Андрюха напрягся. Он вспомнил дядьку Сашу, пришедшего к нему ночью, приход учительницы, приезд Вадима, деньги, чьи-то шаги на кухне, гудящий оранжевый ужас, от которого непременно надо было спастись, вспомнил как колотил в стену, пытаясь разбудить мать, как отползал от разбитого окошка, жёсткий холодный снег под ладонями, обхватившие его руки бабы Гали, укол, всё… Но всё вспоминалось как-то глухо, будто с момента всего этого прошло много-много времени, и боль притупилась… - Всё сгорело, да? – спросил Андрюха. – И мама?? Вадим замялся, отводя глаза, но Андрюха настойчиво повторил: - И мама? - Понимаешь, - выдохнул Вадим – там до сих пожарные и полиция разбираются…Тело… Твою маму пока не нашли. - А дядька Саша? - Его тоже ищут. - Это он нас подпалил – уверенно произнёс Андрюха – Он, больше некому. Из-за денег. Тех, что вы матери отдали. -Господи боже, если б я знал… - Вадим опустил голову и стиснул кулаки. Андрюха видел, как побелели костяшки. - Не переживайте – произнёс Андрюха, сам поражаясь собственному спокойствию – это ведь не вы нас подожгли. Не вы мать ограбили. Вы хотели как лучше. Я…понимаю. Можно мне попить? Я пить хочу. -Сейчас принесу – сказал Вадим – и доктора позову – она просила сказать, когда ты очнёшься. – и он вышел, осторожно закрыв за собой дверь палаты. Андрюха выпростал из-под одеяла левую руку, ту в которой не было трубочки с иглой, мимолётно удивился, что она как бы укутана в варежку из бинтов, но потом вспомнил, как выхватывал из рамы острые осколки. Быстро оглядев себя, он понял, что туловище и левая нога у него тоже были забинтованы, а на правой ноге маячили несколько марлевых наклеек. Правая рука до запястья так же была в бинтовой варежке. Но сильно вроде бы ничего не болело. Или это, может быть из-за лекарств? Да, точно из-за лекарств, поэтому он и спокойный такой – ведь ему наверное сейчас надо плакать – мама умерла, а ему …спокойно? Или нет, не умерла – ведь Вадим сказал, что тела не нашли… Вот, точно, мама выбралась, она просто напугалась, она точно будет его искать, придёт в больницу, они заберут Малого, снова будут жить вместе и всё будет хорошо… И никакого дядьки Саши больше не будет. А Вадим, он не такой как дядька Саша, они больше не будут ссориться с матерью, пусть помирятся. Он ведь папин друг… и мать так говорила… Всё будет хорошо…Белый потолок…Белый… Белый… Когда Вадим вернулся в палату вместе с доктором, они увидели, что Андрюха, вытянувшись солдатиком под одеялом, невидящим взглядом смотрит в потолок, а по лицу его текут слёзы. Вадим быстро подошёл к Андрюхе, положил руку на голову, стал гладить по волосам, повторяя: -Ну всё, всё… Успокойся… давай, ты ведь пить хотел, попей, а потом тебя Вера Евгеньевна посмотрит, ладно? Андрюха судорожно всхлипнул ещё несколько раз, но прикосновение тёплой руки к волосам странным образом успокаивало, и он затих. Другой рукой Вадим подал мальчику картонный пакетик сока с воткнутой в него трубочкой. Андрюха неловко взял пакетик забинтованной рукой, побоялся, что уронит, но всё-таки удержал. Сделав несколько глотков, он поставил пакетик на тумбочку. Доктор Вера Евгеньевна улыбнулась: - Ну вот, герой, кажется с руками всё в порядке. Вадим Константинович, позовите Алену, чтоб капельницу сняла и пусть приготовит перевязочный материал. - Хорошо, Вера Евгеньевна, - сказал Вадим и вышел. Вошедшая медсестра повернула на прозрачной трубочке какое-то колёсико, аккуратно отклеила от Андрюхиной руки две тонкие полоски лейкопластыря, державшие иголку, и вытащила её. На сгибе руки красовался здоровенный синяк, и Андрюха удивлённо посмотрел на него. -Не пугайся, это от капельниц – улыбнулась медсестра. Мы тебе их несколько раз подряд ставили. Но ты не бойся, это пройдёт. И болячки твои пройдут, всё пройдет. Продолжая говорить что-то успокаивающее, она отставила стойку с капельницей и, взяв ножницы, с принесённого с собой маленького блестящего подносика, стала ловко разрезать бинты, снимая повязки. Доктор осматривала мальчика, кое-где касалась лёгкими прохладными пальцами, спрашивала, больно ли при касании, заставляла шевелить пальцами рук, сжимать их в кулаки, затем лицо её посветлело, и она произнесла: - Легко отделался, герой. Ещё пару деньков полежишь, и можно будет вставать. Всё у тебя хорошо заживает, даже удивительно. И руки двигаются нормально, а я боялась, что сухожилия повреждены. Затем доктор сказала медсестре, какие повязки и куда нужно наложить и та, предварительно обработав раны и ожоги, стала вновь бинтовать Андрюху. На этот раз бинтов оказалось гораздо меньше, только несколько марлевых наклеек на теле и ноге, а, бинтуя руки, медсестра оставила свободными пальцы. Закончив с перевязкой, медсестра поинтересовалась у мальчика, не хочет ли он есть. Андрюха прислушался к себе, но есть не хотелось, к тому вся эта возня его утомила, и он неожиданно для себя зевнул. Медсестра улыбнулась: - Ну, ладно, спи. Но в следующий раз чтоб поел непременно. Я твоему дяде скажу, чтоб с тобой посидел. Он за тебя переживает очень. Андрюха чуть было не спросил: «Какой дядя?», но потом понял, что медсестра имеет в виду Вадима, и кивнул. Когда Вадим вошёл в палату, мальчик уже начинал засыпать, глаза сонно моргали. Вадим присел рядом, и внимательно глядя Андрюхе в глаза, проговорил: -Поверь мне… Тебя больше никто не обидит. Я не позволю. Андрюха медленно кивнул, потянулся забинтованной рукой к руке Вадима, тот осторожно сжал пальцы мальчика. Тут Андрюхины глаза совсем закрылись, и он задышал глубоко и ровно. Вадим так и сидел рядом, держа руку мальчика и внимательно вглядываясь в лицо спящего.
Глава 8
Спустя несколько дней Андрей сидел в холле больницы и ждал Вадима, который ушёл к Вере Евгеньевне за документами на выписку. Выздоровление шло так, как и предсказывала доктор, и физически мальчик был уже почти здоров. Вадим за эти дни сумел оформить нужные бумаги, купить Андрею кучу новых вещей, о том, сколько они стоили, мальчик даже боялся спросить, только догадывался, что недёшево, а ещё он принёс в палату ноутбук и несколько дисков с играми. Андрей довольно быстро разобрался, что к чему, хотя до этого компьютер близко видел только в школьном кабинете информатики. Ему было немного стыдно, что Вадим тратит на него столько денег, но тому это, похоже, было только в радость, и Андрей успокоился. А ещё они разговаривали. Вадим рассказывал Андрею о своих родителях, о работе, всякие смешные и интересные случаи из жизни. Мальчик сначала отмалчивался, но потом тоже заговорил – о тех временах, когда был жив отец, о Малом, о разного рода каверзах, которые он любил устраивать с приятелями, о вредной Маринке Хрулёвой, которую в классе дразнили Куркулихой и ещё о многом. В процессе разговора Андрей как-то незаметно привык называть Вадима просто по имени и на «ты». Не говорили они только об одном – о пожаре, и о том, что перед ним произошло. Из обрывков разговоров медсестёр, которые сразу переводили разговор на другое, увидев его, Андрей понял, что действительно был поджог, что тела матери так и не нашли, хотя дознаватели перевернули на пепелище каждую головешку, что дядька Саша скрылся и объявлен в розыск, как главный подозреваемый. Поэтому он мысленно уговорил себя, что мать жива и что это недоразумение рано или поздно разрешится. В это время в заведующей отделением разговаривали Вадим и Вера Евгеньевна. - Знаете, Вадим Константинович – медленно сказала доктор – это пожалуй, хорошо, что вы увозите мальчика. Я вижу, что вам всерьёз небезразлична его судьба. Но я должна сказать вам кое-что, о чём полиции не говорила. И вы должны иметь в виду, что психологическая травма Андрея может оказаться куда глубже, чем кажется на первый взгляд. - О чём вы, Вера Евгеньевна? – напрягся Вадим. - Видите ли, мальчика привезла местный фельдшер. Естественно, она беспокоилась побыстрее доставить его в больницу, успела оказать ему только первую помощь, детально не осматривала. А когда я стала проводить осмотр, то обнаружила характерные признаки изнасилования. - Что??? – Вадиму показалось, что он ослышался. - Да. Я работаю врачом тридцать лет и, к сожалению, не раз видела такие случаи. Ошибиться я просто не могла. Исходя из разговоров полицейских, я сделала вывод, что это мог быть сожитель его матери. Просто монстр какой-то. Надеюсь, его найдут… - А почему вы об этом говорите мне, а не полиции? - Потому что этот ребёнок будет жить с вами, и вы должны понять, через что он прошёл. Если у вас есть на примете хороший психолог, то пусть с ним поработает. А полиция… Я не хочу, чтобы об этом несчастье разошлись слухи – сами знаете, как у нас порой относятся к жертвам изнасилования – их скорее презирают, чем жалеют. И если, раскрыв глаза полиции, я никому не принесу пользы, а ребёнку могу серьёзно навредить – то я лучше промолчу. Поэтому о случившемся с Андреем знают три человека – вы, я и он. Только не говорите ему ничего. Если он поверит вам до конца – всё сможет рассказать сам. А этому мерзавцу статей и так на два срока хватит. - Я понял. Спасибо. Спасибо вам за всё, Вера Евгеньевна. Прощайте. Проводив Вадима, доктор достала из ящика стола пачку сигарет, приоткрыла окно и закурила, привычно глубоко затягиваясь.
Андрей уже начал слегка скучать, когда разглядел спускавшегося по лестнице Вадима. Он помахал рукой и мужчина тут же подошёл к нему. - Ну что, готов? – спросил Вадим – Тогда надевай куртку, поехали. - А можно мы в приют заедем? – тихо попросил Андрей – я хочу на Малого посмотреть. Хоть на минуточку. Можно? - Ох, Андрейка… - вздохнул Вадим – был я уже в вашем приюте. Хотел тебе сюрприз сделать. Только не вышло. - Почему??? - Ты ведь не знал, наверное, но маму твою лишили родительских прав на твоего братика. И его почти сразу же усыновили. - А кто? Кто, вы не знаете? - Ну, откуда же… Тайна усыновления. Единственное, что рассказала мне директор приюта, что это бездетная состоятельная пара откуда-то из другого города. Они как увидели его, так сразу и сказали – это наш мальчик. И он к ним сразу пошёл – маленький ведь совсем – четыре года. - Значит, я теперь больше никогда Малого не увижу? Совсем-совсем??? – мальчик тихо всхлипнул – Почему она мне ничего не сказала?? Почему? - Нет у меня ответов, Андрюш… Ты уж извини. А теперь, может, всё-таки поедем, ладно? - Ага, ладно. Только можно я ещё спрошу? - Спрашивай. - Ты в приют зачем ходил? Просто чтоб Малого увидеть? Вадим вздохнул. - Я просто хотел забрать вас обоих. Опоздал, как видишь. - Правда, хотел? - Правда. – Вадим уже привычным жестом провёл рукой по волосам мальчика. Уже позднее, в машине, мальчик забрался на заднее сиденье и повернулся к окну. Он ещё никогда не ездил в такой машине – и случись это раньше, новые впечатления полностью поглотили бы его внимание. Но сейчас он понимал, что навсегда покидает своё прошлое и от страха перед новым, незнакомым будущим его начало слегка потряхивать, в носу подозрительно щипало, а бегущие вдоль дороги ёлки почему-то расплывались. В зеркале заднего вида Андрей встретился глазами с Вадимом. Тот улыбнулся ему одними глазами и быстро перевёл взгляд на дорогу. Они не сказали друг другу ни слова, но мальчику почему-то стало легче.
Глава 9
Лирическое отступление 4. История Вадима.
Вадику Воронову определённо повезло с родителями. Не в том плане, что они были очень богатыми или очень крутыми, нет. Они очень его любили, и не за то, что он сын и наследник, не за ум, красоту или какие-то выдающиеся способности, не за то, что он отлично учился и тем тешил родительскую гордость, его любили просто за то, что он есть, и он не раз, и не два имел возможность убедиться в этом. Честно говоря, настоящая родительская любовь – большая редкость – нет, не то собственническое чувство, которое порой испытывают родители уже даже к взрослым детям, и не бестолковое потакание капризам любимого чадушки и даже не диктаторское «Делай, как велю – человеком станешь!» Нет, настоящая родительская любовь – это умение помочь ребёнку стать самостоятельным и уметь вовремя его отпустить – вот она-то как раз встречается очень и очень редко. Вадик с самого раннего детства был очень самостоятельным – так уж получилось. Родители–врачи – это очень занятые родители, если кто знает. Нет, при всей своей занятости, время на сына они выкраивали каждый день, но, в силу обстоятельств, со всякими бытовыми проблемами ему часто приходилось справляться самому. Так что ко времени поступления в первый класс вопроса о том, как поставить чайник, почистить картошку и поджарить яичницу – вопроса не стояло в принципе. Вадик всё это умел и ещё многое другое – и пуговицу пришить, и рубашку погладить, и ботинки почистить. А ещё он рано(лет в 5) и как-то самостоятельно выучился читать и друзья-коллеги родителей просто тащились, когда на просьбу (дурацкую, но довольно обычную) прочитать стишок, маленький Вадик пыхтя вытаскивал из шкафа здоровенный анатомический атлас и выдавал «А давайте я вам лучше про строение органов дыхания расскажу – это так интересно». И открывал атлас на нужной странице. Друзья-коллеги очень веселились и, будучи так же врачами, предрекали мальчику большое будущее. Так что когда пришло время отдавать сына в школу, мама и папа отвели его на проводившееся тогда тестирование и выслушали от учительницы много недовольных слов. - И что, скажите, вашему мальчику делать в первом классе? - ???? - Читает он бегло, складывает, вычитает, писать умеет. Причём пишет без ошибок!!! - А разве это плохо? - Дело не в том, плохо или нет! Он этому в школе научиться должен! - Но мы его специально ничему не учили… Он сам… Ему было интересно. Короче, дело кончилось тем, что пошёл Вадик в первый раз… во второй класс. Именно там его посадили за одну парту с Володькой Гайдуковым. Так просто и буднично началась Вадикова Великая любовь. То есть сначала это была Великая дружба с первого взгляда. Как говорится, в жизни параллельные линии загибаются до тех пор, пока не пересекутся. Они были совершенно разными – Вадик спокойный и обстоятельный, Володька шумный и порывистый, Вадик предпочитал сначала анализировать и планировать, а Володька действовать немедленно, Володька мог броситься на обидчика с кулаками, а Вадика очень трудно было вывести из себя, но если уж кто-то выводил… Холодный, яростный и расчётливый гнев, овладевавший Вадиком мог напугать кого угодно. Правда, случалось такое редко, а проще сказать, почти никогда. Эта Великая дружба продолжалась все школьные годы и сильно скрашивала жизнь им обоим. До тех пор пока Вадик не понял, что это не совсем дружба… по крайней мере, с его стороны. Однажды, классе в десятом, между отцом и Вадиком состоялся один очень занимательный разговор. Дело было вечером, мама была на дежурстве в больнице, а Маринка – младшая сестра Вадика уже спала. Отец Вадика, Константин Егорович, так же недавно вернувшийся с внепланового дежурства, пил чай на кухне. Было довольно поздно, дети уже должны были спать, поэтому Константин Егорович слегка удивился, увидев вошедшего на кухню сына. Выглядел тот нисколько не сонным и непривычно взволнованным, что сразу насторожило отца. - Нам нужно поговорить, папа – произнесло подросшее чадо. - Давай, хотя поздно уже. - Только ты кружку поставь, пожалуйста. Тут Константин Егорович насторожился ещё больше. Не то, чтобы он боялся, что его шестнадцатилетний сын влипнет во что-нибудь фатальное, но…Что это за проблема, которую сын не смог решить сам? Вадик, подтверждая неприятные отцовские подозрения, побледнел, покраснел, замялся и наконец выдавил: - Папа… Я гей…кажется. - Креститься надо когда кажется. –попробовал отшутиться не сразу въехавший в суть вопроса отец. -Пробовал. Не помогает. - Что??? То есть ты хочешь сказать, что тебе нравятся мужчины, так? - Так. - Значит в почётном деле обзаведения внуками ты нам не помощник. Печально. Придётся Маринку за двоих напрягать. - И это всё??? - А чего ты ещё ждал? Вечера семейных проклятий с битьём посуды и изгнанием из дома? Не дождёшься. Тебе, знаешь ли, от своих родителей так просто не избавиться. Нужно что-то более глобальное. Вадик посмотрел на отца и робко улыбнулся: - Спасибо, пап. - И вот что ещё. Будь осторожнее, ладно? - Боишься за свою репутацию??? – мгновенно вспыхнул Вадик. - Чепуха какая. Хрен с ней, с репутацией, в конце концов, как говорится, аристократа не уронит ничто. Я волнуюсь за тебя. Люди порой бывают слишком безжалостными. - Всё в порядке, пап. Я буду осторожен.
Но если с родителями вопрос решился, то, что делать со своей Великой любовью, Вадик решительно не знал. Порой ему хотелось всё рассказать Володьке и будь что будет, но вдруг накатывала волна страха и нерешительности. Больше всего ему хотелось терять возможность быть рядом. Но потом молчать вновь становилось невыносимо, и Вадик уже почти решался, но в последний момент опять передумывал. Всё решил случай. Как-то вечером, уже после окончания школы, совсем одурев от подготовки к вступительным экзаменам, Вадик и Володька отправились в городской парк. Купив по банке пива, они просто бесцельно шли по парку, пили пиво и разговаривали. Обоим было просто весело и Вадик уже начал думать о том, что возможно подходящий момент настал, но тут Володька, разглядел что-то в стоящей на отшибе парковой беседке и недовольно скривился: - Ну, блин… Совсем людей не стесняются… Вадик посмотрел вперёд и увидел, что в указанной беседке целуется парочка. Он слегка удивился - с каких это пор друг стал таким поборником морали и нравственности и спросил: - Ну и что такого? Целуются и целуются. - Так ведь это ж парни! Ты что, не видишь? Вадик присмотрелся и понял, что Володька прав. И тут же у него возникло ощущение, что он шаг за шагом медленно входит в мутную холодную воду. - И что? – спросил Вадик. – А если бы тут парень с девушкой целовались? - Ты что, всерьёз? Парень с девушкой одно, а эти ошибки природы другое. Мутная холодная вода поднималась всё выше и выше. И намертво впечатались в сознание эти Володькины слова – «ошибка природы». Вадик что-то ещё отвечал другу, даже улыбался и пытался шутить, но эти два слова всё равно продолжали звучать у него в ушах. Потом они встретили компанию бывших одноклассников, все стали решать, куда ещё пойти, Володька решал вместе со всеми, а Вадик просто ушёл. Он почти бегом добежал до дома, закрылся в комнате и тут наконец-то разревелся. Он ревел позорно, как девчонка, стараясь только не всхлипывать в голос, чтобы не услышали родители. Наревевшись, он заснул – прямо так, не раздеваясь. Утром к Вадику вернулась всегдашняя ясность ума, и он решил – никогда ничего не скажет Володьке. Пусть всё остаётся как есть – потому что если он всё расскажет – он всё разрушит. Лучше быть Володьке другом, чем стать в его глазах ошибкой природы…